Троицкий храм сретенка живоначальной троицы в листах. Храм св.Троицы в Листах

Храм построен стрельцами и освящен патриархом Никоном в 1661 г. Название в "листах" пошло от живших вблизи печатников, которые изготовляли лубочные картинки, которые тогда назывались листами. Печатники затем их продавали около церкви Троицы, увешивая ее ограду листами.

В 1704 г., по указу Петра I, храму присвоен статус Адмиралтейского и приходского Сухаревой башни. В 1671 г. построена трапезная, в 1678 г. - придел Покрова Божией Матери, колокольня - в 1788 г., придел святителя Алексия - в 1805 г. Храм является памятником Троицкого, Виленского, Низовского, Чигиринского стрелецких походов. В стенах его увековечена память царей Алексея и Федора, императоров Петра I и Александра III, патриархов Никона и Иоакима, митрополита Филарета (Дроздова).

Храм был закрыт в 30-е годы, обезглавлен, колокольня разобрана в 1957 г. Богослужение было возобновлено в 1991 г.

Главный престол освящен в честь Святой Троицы, приделы - в честь Покрова Божией Матери и святого Алексия, митрополита Московского.

hram-troizy.narod.ruarchi.ru/events/news/news_current_press.html?nid=2097&f...drevo.pravbeseda.ru/index.php?v=10904

Церковь на углу Сретенки и Садового кольца появилась в XVII веке на пересечении Троицкой дороги - главного богомольного пути в Троице-Сергиеву лавру и окружной оборонительной линии Скородома-Земляного города. Частью Троицкой дороги стала улица Сретенка, после того как здесь в 1395 году москвичи встретили Владимирскую икону, спасшую Москву от хана Тимура, и основали в память о той встрече Сретенский монастырь. Деревянная Троицкая церковь, известная с 1632 года, была сначала кладбищенской, ведь тогда, по обычаю, москвичей хоронили при их приходских храмах, и на ее погосте погребались местные жители. Посвящение Троицкого храма объясняется тем, что он был основан на Троицкой дороге, по которой паломники ходили поклониться Святой Троице в Сергиеву обитель. Ныне малопонятное прозвище «в Листах» появилось намного позднее храма. С конца XVI века на Сретенке жили слободским поселением государевы печатники - работники Государева Печатного двора, основанного Иваном Грозным неподалеку, на Никольской улице. Печатники оставили имя сретенскому Печатникову переулку и прозвище своей приходской Успенской церкви «в Печатниках», которая и сейчас стоит на углу Сретенки и Рождественского бульвара. По преданию, в ней хранился один из тех 30 сребреников, что были уплачены Иуде за предательство Христа.

Печатники делали не только книги на Государевом дворе, но и гравюры, и особенно любимые народом раскрашенные лубки-картины, именуемые листами, с сюжетами из священной, русской и античной истории или сатирическими, на злобу дня. Делались они кустарно, в домашних условиях, то есть не на Никольской, а на Сретенке, и сами же печатники торговали ими поблизости - у Троицкой церкви, увешивая листами ее большую ограду как выставочный стенд. Эти картинки не только забавляли народ - их покупали для украшения дома, развешивали на стенах и любовались ими. Назывались они сначала не лубками, а листами и простовиками, изготавливаемыми сравнительно просто и для простого народа. Только в XIX веке историк Москвы И. Снегирев назвал их лубками, вероятно по способу изготовления: изображение будущей картинки сначала вырезали на лубе, мягкой липовой доске, и с нее уже отпечатывали. Для этого нужна была техника печатного дела и мастерство государевых печатников, которые обитали поблизости от Троицкой церкви.Хотя Сретенка и была продолжением Никольской - «улицы просвещения», особой аристократичностью она не славилась, а стала ремесленно-торговым центром Москвы. Оттого В.И. Немирович-Данченко и называл ее московским Монмартром. Здесь селились мясники, плотники, ветошники, сапожники, пушкари, скорняки и представители прочих трудовых профессий, густо покрывая Сретенку паутинкой ее знаменитых переулков. Кстати, в одном из них, Колокольниковом, находился колокольный завод Ф.Д. Моторина - того самого, что делал кремлевский Царь-колокол. Однако прославленный мастер не только лил здесь свои колокола, но и торговал квасом в собственной лавочке на Сретенке. Видимо, торг как-то особо вписывался в эту местность.

В том же XVII веке скромная Троицкая церковь переживала свои самые судьбоносные времена. С 1651 года здесь жили московские стрельцы под началом полковника Василия Пушечникова. Стрельцов тогда селили около Земляного вала для охраны рубежей Москвы и проездных ворот в город. Так стрельцы этого полка стали прихожанами местной Троицкой церкви, и эта деревянная церквушка получила официальный статус полкового храма. Конечно, ратные прихожане хотели иметь каменный храм. Тогда Москва была деревянной, и получить собственный каменный храм было хотя и почетным, но трудным делом. Камень для своего храма сретенские стрельцы добывали военными подвигами: отличившись в Смоленском походе, они получили более 100 тысяч царских кирпичей, клейменых двуглавым орлом. Их не хватило, строительство затянулось на годы, пока не случилось событие, потрясшее Россию, и эхо этого потрясения отозвалось в Москве. В 1671 году стрельцы Пушечникова отправились в поход на Волгу подавлять бунт Степана Разина и вернулись вместе с плененным атаманом. За поимку и привод в Москву ненавистного Стеньки царь Алексей Михайлович выдал стрельцам еще 150 тысяч кирпичей - их них сложили стены храма, который стал памятником этой победы. Наконец, за очередную доблесть, проявленную в Чигиринском походе 1678 года, стрельцы получили возможность устроить придел в честь Покрова Пресвятой Богородицы, а государь одарил стрелецкий храм иконами и утварью.Дальше произошла знаменательная история. Храм сооружался в период запрета шатрового зодчества, когда патриарх Никон повелел вернуться к традиционной византийской архитектуре. Стрельцы добросовестно возвели свою полковую церковь старинным способом, в форме пятиглавого крестово-купольного храма, как и требовал Никон. Тем не менее, даже этот вполне традиционный храм вызвал неудовольствие патриарха. Дело в том, что он сам выдал храмозданую грамоту на строительство, где были указаны точные размеры храма, но стрельцы отступили от заданной нормы, чтобы храм вышел просторнее. Разгневанный патриарх приказал «разметать» фундамент, а старосту вместе с семьей отлучить на 10 лет от Церкви. Может быть, патриарх Никон так утверждал приоритет духовной власти над светской, ведь это был полковой храм государевых стрельцов. Так или иначе, староста вскоре пал смертью храбрых в бою, и с семьи героя отлучение сняли. А стрельцы пошли на невинную техническую хитрость - для «законного» храма все-таки использовали старый, уже заложенный фундамент, сумев возвести на его основе меньшее по размеру здание.А потом у каменных стен Троицкого храма разыгралась новая драма русской истории, снова благосклонно повлиявшая на его судьбу: Петр I тоже благодарил своих верных служивых обновлением этой церкви.

В 1689 году после пожара треснула глава храма и опять понадобился дорогой ремонт. Местный стрелецкий полк уже возглавлял новый начальник - полковник Лаврентий Сухарев. Это он построил в тех краях церковь во имя святого Панкратия, небесного покровителя своего отца, от которой теперь осталось лишь имя местного Панкратьевского переулка. В тот 1689 год разрыв государя Петра с царевной Софьей достиг своего апогея. В августе Софья подготовила новый стрелецкий бунт, мечтая свергнуть младшего брата с престола, и привлекла на свою сторону начальника Стрелецкого приказа Федора Шакловитого. От имени царевны он объявил стрелецким полковникам, будто Петр намерен онемечить Русь, переменить веру, убить своего брата-соправителя Иоанна и всех стрельцов, верных Отечеству. В итоге стрелецкие силы решили идти на Преображенское. И только несколько стрельцов предупредили Петра, тайком отправив к нему гонцов, и ночью государь успел ускакать в Троицкую лавру. На следующий день туда же прибыли его мать и жена, стянулись потешные полки и все верные Петру силы, среди которых и был единственный стрелецкий полк Сухарева, прибывший в лавру в полном составе. А потом сухаревцы помогли поймать изменника Федора Шакловитого.Жестоко расправившись со всеми заговорщиками, Петр щедро возблагодарил верного полковника и его доблестных стрельцов двумя деяниями. Во-первых, он выдал 700 рублей на ремонт Троицкой церкви, а в 1699 году она сделалась ружной, то есть получала содержание из казны. Этим царские милости не исчерпались.

В ознаменование и увековечение подвига стрелецкого полка Петр приказал возвести знаменитую Сухареву башню. Теперь историки несколько сомневаются в этой традиционной версии. В числе других возможных причин ее возведения называют и такую: спасшись в Свято-Троицкой обители, Петр решил таким образом ознаменовать свое избавление от грозившей ему опасности, и сделать на московской дороге, которая вела в лавру, роскошный монументальный въезд в город на голландский манер. Огромная высота башни (более 60 м) подчеркивала статус русской столицы и была в ту пору крупнейшим произведением гражданского зодчества в Москве. Москвичи прозвали ее невестой Ивана Великого - и за «родственную» высоту, и за то, что в нее был, словно в подарок, перенесен глобус царя Алексея Михайловича, прежде хранившийся в главной кремлевской колокольне. Однако близкой «родственницей» башня стала именно храму Троицы в Листах.Башня стала называться Сухаревой позднее, а в то время именовалась Сретенской. С самого начала своего появления она породила множество разных преданий. Одно из них гласит, что архитектурный чертеж знаменитой башни составил сам Петр I, хотя ее действительным автором был Михаил Чоглоков, возможно строивший по указаниям Петра и по государевым наброскам. Как считают ученые, башня была устроена не просто по образцу западноевропейских ратуш, а наподобие символического корабля с мачтой: ее восточная сторона означала корабельный нос, западная - корму, все это вполне могло исходить из петровского замысла. Как и кремлевские башни (Спасская и Троицкая), она была украшена часами, и ее главу венчал двуглавый орел, только не традиционный: его мощные лапы окружали стрелы, возможно, означавшие молнии. По легенде, за день до вступления Наполеона в Москву над Сухаревой башней откуда-то появился ястреб с опутанными веревками лапами: он зацепился за крылья орла, долго бился, пытаясь освободиться, но, обессиленный, умер. Народ истолковал это как знамение, что также и Бонапарт запутается в крыльях русского орла.Но до этого было еще далеко. А пока Петр I определил новую участь и Троицкому храму. Судьбы церкви и Сухаревой башни оказались переплетены самым непредвиденным образом.

На первых порах помещения башни занимали караульные стрельцы Сухаревского полка. Благодарным Петр остался только ему. Окончательно возненавидев стрельцов после очередного бунта в самом конце XVII века, он вовсе ликвидировал стрелецкие полки. Их расформировали, а в Сухаревой башне Яков Брюс по указу Петра основал первую астрономическую обсерваторию. Главное же, в 1701 году в Сухаревой башне открылась знаменитая Математическая и навигационная школа, или просто Навигацкая школа: не только первое в России высшее специальное учебное заведение, но и первое флотское училище, предшественница петербургской Морской академии. Ведь в то время, когда создавалась Навигацкая школа, северной столицы еще не было, хотя всего лишь два года оставались до ее основания. И первым центром подготовки русских моряков была Москва.Создание в России морской школы было idea fixe Петра, который хотел обучить и привлечь на флотскую службу все свое сухопутное дворянство, мечтая сделать Россию великой морской державой. «Если страна имеет армию, она имеет одну руку, а если имеет флот, она имеет две руки», - говорил Петр. Навигацкая школа имела целью подготовить разнообразных специалистов флотского дела: от мореходов и штурманов до грамотных писарей адмиралтейских канцелярий. В нее могли поступать дети всех сословий, кроме крепостных, а неимущие школяры даже получали «кормовые деньги». При этом в низших классах учились все, а в высших «мореходных» или «навигацких» классах, где готовили корабельных мастеров и штурманов, только самые талантливые, так как учиться здесь было очень трудно.

Трудными, прежде всего, были преподаваемые точные науки: арифметика, тригонометрия, астрономия, геодезия, география, навигация. «Цифирный курс» здесь читал сам Леонтий Магницкий, автор первого русского учебника математики, который Ломоносов называл «вратами учености» и о котором сам автор сказал в стихах с гордостью: «Зане разум весь собрал и чин / Природный русский, не немчин». Преподавали здесь и иностранцы, приглашенные Петром, но скоро благодаря этой школе русские вполне самостоятельно освоились на воде. И даже не тягость учения, и не очень суровая дисциплина, а именно последующая участь навевала тоску на многих насильно собранных учеников Навигацкой школы. Юные «недоросли» мечтали о любой сухопутной службе, боясь, что здесь их готовят «на роль утопленников». Петр требовал, чтобы все дети боярские и дворянские учились морскому делу, и знатные родители пытались избавить от этого своих отпрысков, как от рекрутчины, хотя их немилосердно штрафовали за каждый прогул любимого чада. Тогда государь повелел, чтобы всякий уклоняющийся отправлялся забивать сваи на берега Невы, где возводилась новая столица. Доходило до курьезов. Раз удрученные дворяне целой толпой записались в духовное Заиконоспасское училище, чтобы хоть так убежать от Навигацкой школы. Их все же отправили бить сваи на Мойку. Говорили, что как-то проходивший мимо адмирал Апраксин увидел этих «работяг», снял мундир и присоединился к ним. Удивленный Петр спросил, зачем он это делает? «Государь, так ведь это же все родственники мои, внучата да племянники», - ответил тот, намекая на дворянское происхождение. Талантливых же выпускников посылали доучиваться за границу, а потом сразу же направляли на Балтийский флот. Одним из них был Конон Зотов, сын того самого Никиты Зотова, который учил юного Петра грамоте под тенистым дубом в Коломенском.Первым адресом Навигацкой школы в Москве был Английский двор на Варварке. Потом она перебралась из тесных палат в замоскворецкие Кадаши на Государев Полотняный двор, а оттуда - в Сухареву башню, где вскоре и оказалась связанной тесными узами с соседним Троицким храмом. Дело в том, что в 1704 году именным царским указом Троицкому храму был присвоен официальный статус адмиралтейского: он был назначен Адмиралтейским храмом Москвы (при Адмиралтейском приказе) и приходским для Навигацкой школы и всех обитателей Сухаревой башни. Таким образом, это был первый домовый храм русских моряков, первый морской храм Москвы и предшественник таких петербургских храмов, как адмиралтейский собор во имя святителя Спиридона и Никольский морской собор на Крюковом канале.Сама же Навигацкая школа поначалу подлежала административному ведению Оружейной палаты, а потом по царскому указу перешла в Адмиралтейский приказ, созданный в 1700 году под началом Апраксина. В 1715 году Навигацкую школу перевели в Петербург, где, разумеется, были более благоприятные условия для изучения морского дела, а в Сухаревой башне остались подразделения Адмиралтейства, и ведала ей Адмиралтейская коллегия. До самого 1806 года здесь размещалось присутствие Московской конторы Адмиралтейской коллегии. Кроме того, здесь сохранялась московская школа под руководством Магницкого, которая была приготовительным училищем для петербургской Морской академии. Потому Троицкий храм все равно оставался адмиралтейским, где поминали и чтили всех русских моряков.В 1752 году школа в Сухаревой башне закрылась. Но и после того московский люд продолжал овеивать Сухареву башню легендами. Уверяли, например, что именно здесь начальник Тайной экспедиции Степан Шешковский по приказу Екатерины II допрашивал просветителя Н.И. Новикова, издавшего известную книгу Радищева о путешествии из Петербурга в Москву. На самом же деле это происходило на Лубянке, где размещалась Тайная экспедиция. Екатерининская эпоха отчасти повлияла и на Троицкую церковь: в конце 1780-х годов у нее появилась новая колокольня, в нарушение канонов поставленная с восточной стороны. Это было вызвано указом императрицы о красных линиях московских улиц, согласно которому все строения должны были стоять в ряд.А в XIX веке Троицкий храм стараниями настоятеля протоиерея Павла Соколова был столь благолепно поновлен, что священник и художники получили личную благодарность святителя Филарета, митрополита Московского. В то время напротив храма уже стояла Шереметевская больница с собственным домовым Троицким храмом. В ней после Отечественной войны 1812 года лечились русские офицеры. Потом появилось и другое наследие 1812 года - Сухаревский рынок, снискавший, наверно, мировую известность.

Сухаревка увенчала собой многовековую традицию местного торга. И раньше крестьяне торговали здесь с возов всякой деревенской всячиной, чтобы не платить таможенную пошлину за въезд в Москву.«Отцом» Сухаревки был сам московский градоначальник граф Ростопчин. После войны, когда в погоревшей и разграбленной Москве царила полная неразбериха с собственностью, многие кинулись искать свои пропавшие вещи. Ростопчин издал указ, что «все вещи, откуда бы они взяты ни были, являются неотъемлемой собственностью того, кто в данный момент ими владеет». И повелел свободно торговать ими, но только по воскресеньям до сумерек и только на площади у Сухаревой башни. Скоро Сухаревка наподобие Хитровки стала криминальной точкой Москвы, где торговали краденым и вообще, как известно, продавали «на грош пятаков». Здесь можно было найти и ценные антикварные вещи, спускаемые за копейки продавцами, не имевшими представления об их действительной стоимости. Павел Третьяков покупал тут картины голландских мастеров, с Сухаревки началась «театральная коллекция» А. Бахрушина, который приобрел здесь портреты крепостных актеров графа Н.П. Шереметева. За 2-3 рубля тут продавались подлинные пейзажи А. Саврасова, который писал их специально для Сухаревки в самые отчаянные, трагические времена своей жизни. Попала Сухаревка и на страницы «Войны и мира» - Пьер Безухов купил здесь пистолет, из которого хотел убить Наполеона. Еще одним местным наследием Отечественной войны стала новоустроенная Садовая улица, проложенная по границе Земляного вала. Восстанавливая послепожарную Москву, было решено в целях упорядочивания застройки и городского благообразия разбить по линии бывшего оборонительного укрепления кольцевую улицу для гуляний - Садовую. План прислали из Петербурга. Длина улицы составляла 15 км и ее невозможно было обеспечить ни надлежащим освещением, ни уборкой. Тогда план изменили и решили построить на Садовой аккуратные однотипные домики, обязав их хозяев устроить во дворах палисадники и вообще по возможности озеленить улицу, дабы оправдать ее новое имя. План московской Садовой снова оказался выдержан в классических традициях северной столицы: многокилометровая протяженность этой улицы вызывала неимоверные трудности для определения ее домов к полицейским участкам и для образования местных церковных приходов. Тогда Садовую улицу разбили на 29 самостоятельных улиц-отрезков, для обозначения которых к общему имени Садовая прибавляли название данного ее участка: Садово-Кудринская, Садово-Спасская и соответственно названия площадей.

Сухаревская же площадь так и осталась для москвичей Сухаревкой. По торговой части прославилась и Троицкая церковь, причем довольно неожиданным образом. Во второй половине XIX века ее старик-пономарь делал лучший в Москве нюхательный табак - ведь этим весьма популярным средством тогда лечили и головную боль, и насморк. Пономарский табак именовался «Розовым», и когда после смерти пономаря обнаружили рецепт, долго дивились ему. «Розовый» табак представлял собой сложную смесь махорки, золы осиновых кольев и духовитого розового масла, истомленную в печи. Продавался он, разумеется, не в церкви, а в одной из сретенских лавочек.А в доме у Сухаревой башни, принадлежавшем Троицкой церкви, до революции размещалось Московское общество любителей аквариума и комнатных растений, созданное по инициативе ученого-энтузиаста Н.Ф. Золотницкого. Почетным членом его стал Владимир Гиляровский. Это общество распространяло «ихтиологические» знания среди любителей, проводило выставки в Зоологическом саду, и на них Золотницкий бесплатно раздавал бедным школьникам рыбок, простенькие аквариумы и растения. У него учился в гимназические годы будущий кукольник Сергей Образцов и навсегда пристрастился к аквариумному делу. После революции Троицкий храм не трогали. Первым здесь в 1919 году пал орел на Сухаревой башне - намного раньше, чем на кремлевских башнях. В декабре следующего 1920 года Ленин подписал указ о закрытии Сухаревского рынка, поучая о ликвидации той «сухаревки», «которая живет в душе и действиях каждого мелкого хозяина», пока живет сам Сухаревский рынок. Но сразу же грянул нэп, и Сухаревский рынок, переименованный в Новосухаревский, был украшен торговыми павильонами по проекту знаменитого архитектора-конструктивиста К.С. Мельникова, став крупнейшим торгом нэпмановской Москвы. Повезло на первых порах и Сухаревой башне. В 1926 году в ней был устроен Московский коммунальный музей, а директором стал крупный историк Москвы П.В. Сытин. Этот музей был предшественником Музея истории Москвы.Храм продолжал жить своей жизнью, уже никак не связанной со своими соседями. Весной 1919 года на квартире у священника Троицкой церкви Владимира Страхова поселился священномученик архимандрит Иларион Троицкий, только что отпущенный из тюрьмы после ареста, - будущий последний настоятель Сретенского монастыря. Отец Владимир был его давним знакомым.В начале 1920-х годов в Троицкой церкви служил другой священник - Иоанн Крылов. Уже в тюрьме арестованный пастырь подготовил к святому крещению одного татарина, захотевшего принять христианство. Не имея иной возможности совершить таинство, священник крестил его под душем… В Троицком храме отпевали известного московского протоиерея Валентина Свенцицкого. Он сначала не принял Декларацию митрополита Сергия, но потом раскаялся и перед смертью написал ему покаянное письмо с просьбой о прощении и о возращении в лоно Церкви. Ответная телеграмма с прощением стала последней земной радостью умирающего пастыря. Молвив: «Вот когда я приобрел мир и радость для своей души», он тихо скончался, и отпевали его в том самом Троицком храме, где он когда-то совершал свое первое богослужение. А затем трагические события грянули почти одновременно.

В 1931 году закрыли Троицкий храм, который словно охранял это старое московское местечко. Потом снесли Сухаревский рынок. В 1934 году пришла печальная очередь Сухаревой башни, «мешавшей» транспортному движению по магистрали Садового кольца. В официальных письмах к правительству самые именитые ученые и заслуженные деятели культуры И.Э. Грабарь, И.В. Жолтовский, А.В. Щусев, К.Ф. Юон обосновывали необходимость сохранить этот памятник и предлагали другие вполне эффективные решения транспортной проблемы Сухаревской площади. Мольбы общественности были тщетны, так как, по выражению Кагановича, в архитектуре всего лишь продолжалась «ожесточенная классовая борьба». Все было бесполезно, ибо того разрушения хотел Сталин. «Ее надо обязательно снести и расширить движение, - писал он Кагановичу. - Архитекторы, возражающие против сноса, слепы и бесперспективны». И вождь выразил уверенность, что «советские люди сумеют создать более величественные и достопамятные образцы архитектурного творчества, чем Сухарева башня».В июне 1934 года Сухареву башню снесли. Очевидец этого преступления Гиляровский написал в письме дочери душераздирающие строки: «Ее ломают!» По преданию, присутствовавший на сносе Лазарь Каганович будто бы увидел высокого старика в старинном камзоле и парике, погрозившего ему пальцем и исчезнувшего… В ноябре 1934 года, после проведенной коллективизации, на Сухаревской площади с помпой установили монументальную доску почета колхозов Московской области. В честь этого события Сухаревскую площадь переименовали в Колхозную. Это имя она носила до самого 1990 года.Троицкий храм, отданный сперва под общежитие трамвайный служащих, а потом под скульптурные мастерские, вновь оказался на крайне значимой дороге - дороге социализма, а именно: на парадной столичной магистрали, ведущей к ВДНХ. Храм уцелел чудом, только в 1957 году взорвали колокольню.Потом его спасал архитектор Петр Барановский.

В 1972 году около стен храма строили выход со станции метро «Колхозная» и при работах на старинном здании появились опасные трещины. Восстанавливать храм стали архитектор Барановский и его ученик Олег Журин - тот самый, что в наше время восстановил Иверскую часовню и Казанский собор на Красной площади. Они сумели укрепить храм. А вскоре перед Олимпиадой-80 стали восстанавливать и внешний вид храма, стоящего в центре Москвы: он был полностью обезглавлен, безобразно надстроен, не отличаясь обликом от обычного старого дома, и напоминал сарай. Тогда архитекторы убрали все советские пристройки, восстановили своды, главы и купола, хотя на Троицкую церковь, говорят, посягал сам В.В.Гришин, желая ее вообще снести. А потом на нее покушался Москонцерт, чтобы устроить в здании храма концертный зал с музеем, но денег на смелый проект не хватило. Возвращение храма верующим состоялось в 1990 году. По словам Олега Журина, восстанавливавшего храм, он был как человек, стоявший по колено в песке. Для верующих москвичей отраден и тот факт, что в реставрации храма принимал участие православный ученый, ныне покойный архитектор М. П. Кудрявцев, автор гениального труда «Москва - Третий Рим», посвященного московскому средневековому градостроительству. Ныне храм возвращается и к своим былым морским традициям: каждое значимое событие в жизни или истории русского флота отмечается под его сводами. Здесь проходили службы в память праведного воина адмирала Федора Ушакова, причисленного к лику святых в августе 2001 года, который теперь стал покровителем российских моряков. Здесь же отмечали 200-летие со дня рождения прославленного адмирала П.С. Нахимова. Здесь поминаются все русские моряки, погибшие за веру и Отечество. А в феврале 2004 года в храме торжественным молебном отметили столетие подвига крейсера «Варяг».

Остается храм и обыкновенной приходской церковью Москвы, в которой своим чередом проходят службы, крестины, венчания, отпевания, молебны… Так, в октябре 2005 года в нем отпевали знаменитого джазового музыканта Олега Лундстрема. Здесь же по благословению Святейшего Патриарха Алексия II, приняли церковное напутствие члены российской научной экспедиции, направившейся на Арарат в поисках Ноева ковчега.

Елена Лебедева http://worldwalk.info/ru/catalog/239/

Церковь Живоначальной Троицы, что в Листах

ул. Сретенка, 27

"Церковь на этом месте известна с 1635 г.".

"При царе Алексее Михайловиче тут были поставлены дворы поселенного здесь приказа (полка) стрельцов Василия Пушечникова. Дворов было около 500. В конце века полком командовал Л. П. Сухарев. Стрельцы в 1661 г. поставили церковь Троицы в Листах. Название "в листах" объясняется тем, что жившие вблизи печатники в XVII-XVII вв. кустарным способом изготовляли лубочные картинки, которые, как и гравюры, назывались тогда листами, и продавали их у церкви Троицы, увешивая ее ограду своими произведениями".

"Значится с 1632 г. В 1657 г. стояла еще деревянной, но рядом строилась каменная. В 1657 г. из приказа Большого Дворца на нее выдано заимообразно 150 тысяч кирпичей, которые после "стрельцам за поимание и привод в Москву бунтовщика Стеньки Разина с товарищами" пожалованы царем Алексеем Михайловичем "без возврату денег. А к тому из усердия благоволил прибавить местные образа, царские двери и серебряный потир, выведенные из белорусских городов Будровны и Орши в 1656 г.". Храм освящен в 1661 г. По возвращении из Чигиринского похода стрельцы поставили однобокую трапезную с приделом Покрова, освященные в 1680 г. В 1689 г. во время пожара глава церкви треснула и Петр I пожаловал стрельцам на починку 700 рублей "за поимание бунтовщика Федьки Щегловитова". В 1699 г. церковь за стрелецкие заслуги названа ружной. В 1774 г. разрешено разобрать ветхую трапезную с приделом и выстроить новую. Жертвователем был фабрикант парчи П. В. Колосов. Покровский придел вновь освящен в 1774 г., с 1796 г. значится и второй - Иоанна Дамаскина, ко дню ангела сына жертвователя". В 1788 г. сооружены ограда и колокольня.

В 1805 г. Дамаскинский придел переосвящен во имя Алексия митрополита.

При обновлении 1878 г. поставлен новый главный иконостас. Сохранялись в храме некоторые прекрасные образа середины XVII в., в том числе западнорусской работы".

"Трапезная с приделом Покрова построены в 1657-1671 гг. стрельцами в память астраханского похода против вора Стеньки Разина".

"Церковь построена стрельцами на сумму из царской казны. Обновлялась в 1878 г.".

Церковь была закрыта в январе 1931 г. в связи с арестом ее священника (записано Н. И. Якушевой со слов старожилов).

"В 1930-х гг. разобраны главы; в конце 1950-х - колокольня".

Много лет в церкви размещалась скульптурная мастерская. В 1968 г. М. Л. Богоявленский так описывал состояние храма: "Колокольня уничтожена, церковь обезглавлена, штукатурка отвалилась, торчат железные трубы. В некоторых окнах сохранились прежние решетки. Крыша имеет вид бесформенного строения вроде сарая".

К лету 1979 г. здание внутри было очищено от арендаторов и его начали неспешно реставрировать. К лету 1980 г. в связи с Олимпиадой укрепили на заборе плакат с нарисованным в прежнем виде храмом и надписью, что "Церковь св. Троицы в Листах, памятник архитектуры 1652-1661 гг., реставрируется на средства Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры, работы выполняются экспериментальной специальной научно-исследовательской мастерской общества". До 1983 г. успели только починить стены основного куба и выложить вновь на нем несколько наличников. Возможно, остатки первого яруса разрушенной колокольни частично сохранялись в стенах одноэтажного ларька, торчавшего рядом с ее местом, но его снесли при реставрации. Храм стоит на государственной охране под № 194.

К 1990 г. отреставрировано почти все здание; воздвигнуты главы с крестами. Владелец и заказчик - Москонцерт Министерства культуры СССР. Место от колокольни порожнее.

В конце 1990 г. в соответствии с письмом Патриарха Алексия II исполком Моссовета принял решение возвратить храм верующим.

"Под престольный праздник Троицы в 1991 г. храму возвращены два принадлежавших ему церковных дома".

Храм располагался недалеко от Сретенских ворот Земляного города. По своему происхождению он может быть назван стрелецким, так как был построен в Стрелецкой слободе верными царю стрельцами. Через храм проходил путь в Троице-Сергееву Лавру, поэтому он и был посвящен Святой Троице. Отличительное название «на Листах», по наиболее распространенной версии, происходит от лубочных картинок, потешных листов, которые выставлялись вокруг ограды Троицкого храма печатниками соседней слободы.

Фото нач.1900-х гг. Вид на Сухареву башню от Троицы в Листах.

С возведением храма связаны имена царя Алексея Михайловича и патриарха Никона. В 1657 г. из Приказа Большого Дворца на его строительство было выдано заимообразно 150 тысяч кирпичей, которые позже царём Алексеем Михайловичем были пожалованы "без возврату денег" в благодарность за «поимание и привод в Москву бунтовщика Стеньки Разина». А за успешное участие стрельцов в военных походах в дар церкви были преподнесены царские врата, иконы и утварь. К этой церкви царь Алексей Михайлович имел «такое усердие, что не только споспешествовал окончанию ее строения, но и сам надзирал за ним». Патриарх Никон освятил закладку фундамента и уже построенный храм в 1661 году.

Фото 2009 г. с сайта храма.

127051, г. Москва, ул. Сретенка, д. 27/29, метро «Сухаревская».

Удивительная церковь Живоначальной Троицы, что в Листах, находится на Сухаревской площади. За свою долгую, полную драмы жизнь эта изящная, уютная, старомосковская красавица-церковь не только стала свидетельницей и участницей эпохальных событий русской истории, но и была адмиралтейским храмом Москвы.

«Московский Монмартр»
Церковь на углу Сретенки и Садового кольца появилась в XVII веке на пересечении Троицкой дороги – главного богомольного пути в Троице-Сергиеву лавру и окружной оборонительной линии Скородома–Земляного города. Частью Троицкой дороги стала улица Сретенка, после того как здесь в 1395 году москвичи встретили Владимирскую икону, спасшую Москву от хана Тимура, и основали в память о той встрече Сретенский монастырь.

Деревянная Троицкая церковь, известная с 1632 года, была сначала кладбищенской, ведь тогда, по обычаю, москвичей хоронили при их приходских храмах, и на ее погосте погребались местные жители. Посвящение Троицкого храма объясняется тем, что он был основан на Троицкой дороге, по которой паломники ходили поклониться Святой Троице в Сергиеву обитель.

Ныне малопонятное прозвище «в Листах» появилось намного позднее храма. С конца XVI века на Сретенке жили слободским поселением государевы печатники – работники Государева Печатного двора, основанного Иваном Грозным неподалеку, на Никольской улице. Печатники оставили имя сретенскому Печатникову переулку и прозвище своей приходской Успенской церкви «в Печатниках», которая и сейчас стоит на углу Сретенки и Рождественского бульвара. По преданию, в ней хранился один из тех 30 сребреников, что были уплачены Иуде за предательство Христа.

Печатники делали не только книги на Государевом дворе, но и гравюры, и особенно любимые народом раскрашенные лубки-картины, именуемые листами, с сюжетами из священной, русской и античной истории или сатирическими, на злобу дня. Делались они кустарно, в домашних условиях, то есть не на Никольской, а на Сретенке, и сами же печатники торговали ими поблизости – у Троицкой церкви, увешивая листами ее большую ограду как выставочный стенд. Эти картинки не только забавляли народ – их покупали для украшения дома, развешивали на стенах и любовались ими. Назывались они сначала не лубками, а листами и простовиками, изготавливаемыми сравнительно просто и для простого народа. Только в XIX веке историк Москвы И. Снегирев назвал их лубками, вероятно по способу изготовления: изображение будущей картинки сначала вырезали на лубе, мягкой липовой доске, и с нее уже отпечатывали. Для этого нужна была техника печатного дела и мастерство государевых печатников, которые обитали поблизости от Троицкой церкви.

Хотя Сретенка и была продолжением Никольской – «улицы просвещения», особой аристократичностью она не славилась, а стала ремесленно-торговым центром Москвы. Оттого В.И. Немирович-Данченко и называл ее московским Монмартром. Здесь селились мясники, плотники, ветошники, сапожники, пушкари, скорняки и представители прочих трудовых профессий, густо покрывая Сретенку паутинкой ее знаменитых переулков. Кстати, в одном из них, Колокольниковом, находился колокольный завод Ф.Д. Моторина – того самого, что делал кремлевский Царь-колокол. Однако прославленный мастер не только лил здесь свои колокола, но и торговал квасом в собственной лавочке на Сретенке. Видимо, торг как-то особо вписывался в эту местность.

В том же XVII веке скромная Троицкая церковь переживала свои самые судьбоносные времена. С 1651 года здесь жили московские стрельцы под началом полковника Василия Пушечникова. Стрельцов тогда селили около Земляного вала для охраны рубежей Москвы и проездных ворот в город. Так стрельцы этого полка стали прихожанами местной Троицкой церкви, и эта деревянная церквушка получила официальный статус полкового храма. Конечно, ратные прихожане хотели иметь каменный храм. Тогда Москва была деревянной, и получить собственный каменный храм было хотя и почетным, но трудным делом. Камень для своего храма сретенские стрельцы добывали военными подвигами: отличившись в Смоленском походе, они получили более 100 тысяч царских кирпичей, клейменых двуглавым орлом. Их не хватило, строительство затянулось на годы, пока не случилось событие, потрясшее Россию, и эхо этого потрясения отозвалось в Москве. В 1671 году стрельцы Пушечникова отправились в поход на Волгу подавлять бунт Степана Разина и вернулись вместе с плененным атаманом. За поимку и привод в Москву ненавистного Стеньки царь Алексей Михайлович выдал стрельцам еще 150 тысяч кирпичей – их них сложили стены храма, который стал памятником этой победы. Наконец, за очередную доблесть, проявленную в Чигиринском походе 1678 года, стрельцы получили возможность устроить придел в честь Покрова Пресвятой Богородицы, а государь одарил стрелецкий храм иконами и утварью.

Дальше произошла знаменательная история. Храм сооружался в период запрета шатрового зодчества, когда патриарх Никон повелел вернуться к традиционной византийской архитектуре. Стрельцы добросовестно возвели свою полковую церковь старинным способом, в форме пятиглавого крестово-купольного храма, как и требовал Никон. Тем не менее, даже этот вполне традиционный храм вызвал неудовольствие патриарха. Дело в том, что он сам выдал храмозданую грамоту на строительство, где были указаны точные размеры храма, но стрельцы отступили от заданной нормы, чтобы храм вышел просторнее. Разгневанный патриарх приказал «разметать» фундамент, а старосту вместе с семьей отлучить на 10 лет от Церкви. Может быть, патриарх Никон так утверждал приоритет духовной власти над светской, ведь это был полковой храм государевых стрельцов. Так или иначе, староста вскоре пал смертью храбрых в бою, и с семьи героя отлучение сняли. А стрельцы пошли на невинную техническую хитрость – для «законного» храма все-таки использовали старый, уже заложенный фундамент, сумев возвести на его основе меньшее по размеру здание.

А потом у каменных стен Троицкого храма разыгралась новая драма русской истории, снова благосклонно повлиявшая на его судьбу: Петр I тоже благодарил своих верных служивых обновлением этой церкви. В 1689 году после пожара треснула глава храма и опять понадобился дорогой ремонт. Местный стрелецкий полк уже возглавлял новый начальник – полковник Лаврентий Сухарев. Это он построил в тех краях церковь во имя святого Панкратия, небесного покровителя своего отца, от которой теперь осталось лишь имя местного Панкратьевского переулка. В тот 1689 год разрыв государя Петра с царевной Софьей достиг своего апогея. В августе Софья подготовила новый стрелецкий бунт, мечтая свергнуть младшего брата с престола, и привлекла на свою сторону начальника Стрелецкого приказа Федора Шакловитого. От имени царевны он объявил стрелецким полковникам, будто Петр намерен онемечить Русь, переменить веру, убить своего брата-соправителя Иоанна и всех стрельцов, верных Отечеству. В итоге стрелецкие силы решили идти на Преображенское. И только несколько стрельцов предупредили Петра, тайком отправив к нему гонцов, и ночью государь успел ускакать в Троицкую лавру. На следующий день туда же прибыли его мать и жена, стянулись потешные полки и все верные Петру силы, среди которых и был единственный стрелецкий полк Сухарева, прибывший в лавру в полном составе. А потом сухаревцы помогли поймать изменника Федора Шакловитого.

Жестоко расправившись со всеми заговорщиками, Петр щедро возблагодарил верного полковника и его доблестных стрельцов двумя деяниями. Во-первых, он выдал 700 рублей на ремонт Троицкой церкви, а в 1699 году она сделалась ружной, то есть получала содержание из казны. Этим царские милости не исчерпались. В ознаменование и увековечение подвига стрелецкого полка Петр приказал возвести знаменитую Сухареву башню. Теперь историки несколько сомневаются в этой традиционной версии. В числе других возможных причин ее возведения называют и такую: спасшись в Свято-Троицкой обители, Петр решил таким образом ознаменовать свое избавление от грозившей ему опасности, и сделать на московской дороге, которая вела в лавру, роскошный монументальный въезд в город на голландский манер. Огромная высота башни (более 60 м) подчеркивала статус русской столицы и была в ту пору крупнейшим произведением гражданского зодчества в Москве. Москвичи прозвали ее невестой Ивана Великого – и за «родственную» высоту, и за то, что в нее был, словно в подарок, перенесен глобус царя Алексея Михайловича, прежде хранившийся в главной кремлевской колокольне. Однако близкой «родственницей» башня стала именно храму Троицы в Листах.

Башня стала называться Сухаревой позднее, а в то время именовалась Сретенской. С самого начала своего появления она породила множество разных преданий. Одно из них гласит, что архитектурный чертеж знаменитой башни составил сам Петр I, хотя ее действительным автором был Михаил Чоглоков, возможно строивший по указаниям Петра и по государевым наброскам. Как считают ученые, башня была устроена не просто по образцу западноевропейских ратуш, а наподобие символического корабля с мачтой: ее восточная сторона означала корабельный нос, западная – корму, все это вполне могло исходить из петровского замысла. Как и кремлевские башни (Спасская и Троицкая), она была украшена часами, и ее главу венчал двуглавый орел, только не традиционный: его мощные лапы окружали стрелы, возможно, означавшие молнии. По легенде, за день до вступления Наполеона в Москву над Сухаревой башней откуда-то появился ястреб с опутанными веревками лапами: он зацепился за крылья орла, долго бился, пытаясь освободиться, но, обессиленный, умер. Народ истолковал это как знамение, что также и Бонапарт запутается в крыльях русского орла.

Но до этого было еще далеко. А пока Петр I определил новую участь и Троицкому храму. Судьбы церкви и Сухаревой башни оказались переплетены самым непредвиденным образом.

На первых порах помещения башни занимали караульные стрельцы Сухаревского полка. Благодарным Петр остался только ему. Окончательно возненавидев стрельцов после очередного бунта в самом конце XVII века, он вовсе ликвидировал стрелецкие полки. Их расформировали, а в Сухаревой башне Яков Брюс по указу Петра основал первую астрономическую обсерваторию. Главное же, в 1701 году в Сухаревой башне открылась знаменитая Математическая и навигационная школа, или просто Навигацкая школа: не только первое в России высшее специальное учебное заведение, но и первое флотское училище, предшественница петербургской Морской академии. Ведь в то время, когда создавалась Навигацкая школа, северной столицы еще не было, хотя всего лишь два года оставались до ее основания. И первым центром подготовки русских моряков была Москва.

Создание в России морской школы было idea fixe Петра, который хотел обучить и привлечь на флотскую службу все свое сухопутное дворянство, мечтая сделать Россию великой морской державой. «Если страна имеет армию, она имеет одну руку, а если имеет флот, она имеет две руки», – говорил Петр. Навигацкая школа имела целью подготовить разнообразных специалистов флотского дела: от мореходов и штурманов до грамотных писарей адмиралтейских канцелярий. В нее могли поступать дети всех сословий, кроме крепостных, а неимущие школяры даже получали «кормовые деньги». При этом в низших классах учились все, а в высших «мореходных» или «навигацких» классах, где готовили корабельных мастеров и штурманов, только самые талантливые, так как учиться здесь было очень трудно. Трудными, прежде всего, были преподаваемые точные науки: арифметика, тригонометрия, астрономия, геодезия, география, навигация. «Цифирный курс» здесь читал сам Леонтий Магницкий, автор первого русского учебника математики, который Ломоносов называл «вратами учености» и о котором сам автор сказал в стихах с гордостью: «Зане разум весь собрал и чин / Природный русский, не немчин». Преподавали здесь и иностранцы, приглашенные Петром, но скоро благодаря этой школе русские вполне самостоятельно освоились на воде.

И даже не тягость учения, и не очень суровая дисциплина, а именно последующая участь навевала тоску на многих насильно собранных учеников Навигацкой школы. Юные «недоросли» мечтали о любой сухопутной службе, боясь, что здесь их готовят «на роль утопленников». Петр требовал, чтобы все дети боярские и дворянские учились морскому делу, и знатные родители пытались избавить от этого своих отпрысков, как от рекрутчины, хотя их немилосердно штрафовали за каждый прогул любимого чада. Тогда государь повелел, чтобы всякий уклоняющийся отправлялся забивать сваи на берега Невы, где возводилась новая столица. Доходило до курьезов. Раз удрученные дворяне целой толпой записались в духовное Заиконоспасское училище, чтобы хоть так убежать от Навигацкой школы. Их все же отправили бить сваи на Мойку. Говорили, что как-то проходивший мимо адмирал Апраксин увидел этих «работяг», снял мундир и присоединился к ним. Удивленный Петр спросил, зачем он это делает? «Государь, так ведь это же все родственники мои, внучата да племянники», – ответил тот, намекая на дворянское происхождение. Талантливых же выпускников посылали доучиваться за границу, а потом сразу же направляли на Балтийский флот. Одним из них был Конон Зотов, сын того самого Никиты Зотова, который учил юного Петра грамоте под тенистым дубом в Коломенском.

Первым адресом Навигацкой школы в Москве был Английский двор на Варварке. Потом она перебралась из тесных палат в замоскворецкие Кадаши на Государев Полотняный двор, а оттуда – в Сухареву башню, где вскоре и оказалась связанной тесными узами с соседним Троицким храмом. Дело в том, что в 1704 году именным царским указом Троицкому храму был присвоен официальный статус адмиралтейского: он был назначен Адмиралтейским храмом Москвы (при Адмиралтейском приказе) и приходским для Навигацкой школы и всех обитателей Сухаревой башни. Таким образом, это был первый домовый храм русских моряков, первый морской храм Москвы и предшественник таких петербургских храмов, как адмиралтейский собор во имя святителя Спиридона и Никольский морской собор на Крюковом канале.

Сама же Навигацкая школа поначалу подлежала административному ведению Оружейной палаты, а потом по царскому указу перешла в Адмиралтейский приказ, созданный в 1700 году под началом Апраксина. В 1715 году Навигацкую школу перевели в Петербург, где, разумеется, были более благоприятные условия для изучения морского дела, а в Сухаревой башне остались подразделения Адмиралтейства, и ведала ей Адмиралтейская коллегия. До самого 1806 года здесь размещалось присутствие Московской конторы Адмиралтейской коллегии. Кроме того, здесь сохранялась московская школа под руководством Магницкого, которая была приготовительным училищем для петербургской Морской академии. Потому Троицкий храм все равно оставался адмиралтейским, где поминали и чтили всех русских моряков.

В 1752 году школа в Сухаревой башне закрылась. Но и после того московский люд продолжал овеивать Сухареву башню легендами. Уверяли, например, что именно здесь начальник Тайной экспедиции Степан Шешковский по приказу Екатерины II допрашивал просветителя Н.И. Новикова, издавшего известную книгу Радищева о путешествии из Петербурга в Москву. На самом же деле это происходило на Лубянке, где размещалась Тайная экспедиция. Екатерининская эпоха отчасти повлияла и на Троицкую церковь: в конце 1780-х годов у нее появилась новая колокольня, в нарушение канонов поставленная с восточной стороны. Это было вызвано указом императрицы о красных линиях московских улиц, согласно которому все строения должны были стоять в ряд.

А в XIX веке Троицкий храм стараниями настоятеля протоиерея Павла Соколова был столь благолепно поновлен, что священник и художники получили личную благодарность святителя Филарета, митрополита Московского. В то время напротив храма уже стояла Шереметевская больница с собственным домовым Троицким храмом. В ней после Отечественной войны 1812 года лечились русские офицеры. Потом появилось и другое наследие 1812 года – Сухаревский рынок, снискавший, наверно, мировую известность. Сухаревка увенчала собой многовековую традицию местного торга. И раньше крестьяне торговали здесь с возов всякой деревенской всячиной, чтобы не платить таможенную пошлину за въезд в Москву.

«Отцом» Сухаревки был сам московский градоначальник граф Ростопчин. После войны, когда в погоревшей и разграбленной Москве царила полная неразбериха с собственностью, многие кинулись искать свои пропавшие вещи. Ростопчин издал указ, что «все вещи, откуда бы они взяты ни были, являются неотъемлемой собственностью того, кто в данный момент ими владеет». И повелел свободно торговать ими, но только по воскресеньям до сумерек и только на площади у Сухаревой башни. Скоро Сухаревка наподобие Хитровки стала криминальной точкой Москвы, где торговали краденым и вообще, как известно, продавали «на грош пятаков». Здесь можно было найти и ценные антикварные вещи, спускаемые за копейки продавцами, не имевшими представления об их действительной стоимости. Павел Третьяков покупал тут картины голландских мастеров, с Сухаревки началась «театральная коллекция» А. Бахрушина, который приобрел здесь портреты крепостных актеров графа Н.П. Шереметева. За 2–3 рубля тут продавались подлинные пейзажи А. Саврасова, который писал их специально для Сухаревки в самые отчаянные, трагические времена своей жизни. Попала Сухаревка и на страницы «Войны и мира» – Пьер Безухов купил здесь пистолет, из которого хотел убить Наполеона.

Еще одним местным наследием Отечественной войны стала новоустроенная Садовая улица, проложенная по границе Земляного вала. Восстанавливая послепожарную Москву, было решено в целях упорядочивания застройки и городского благообразия разбить по линии бывшего оборонительного укрепления кольцевую улицу для гуляний – Садовую. План прислали из Петербурга. Длина улицы составляла 15 км и ее невозможно было обеспечить ни надлежащим освещением, ни уборкой. Тогда план изменили и решили построить на Садовой аккуратные однотипные домики, обязав их хозяев устроить во дворах палисадники и вообще по возможности озеленить улицу, дабы оправдать ее новое имя. План московской Садовой снова оказался выдержан в классических традициях северной столицы: многокилометровая протяженность этой улицы вызывала неимоверные трудности для определения ее домов к полицейским участкам и для образования местных церковных приходов. Тогда Садовую улицу разбили на 29 самостоятельных улиц-отрезков, для обозначения которых к общему имени Садовая прибавляли название данного ее участка: Садово-Кудринская, Садово-Спасская и соответственно названия площадей. Сухаревская же площадь так и осталась для москвичей Сухаревкой.

По торговой части прославилась и Троицкая церковь, причем довольно неожиданным образом. Во второй половине XIX века ее старик-пономарь делал лучший в Москве нюхательный табак – ведь этим весьма популярным средством тогда лечили и головную боль, и насморк. Пономарский табак именовался «Розовым», и когда после смерти пономаря обнаружили рецепт, долго дивились ему. «Розовый» табак представлял собой сложную смесь махорки, золы осиновых кольев и духовитого розового масла, истомленную в печи. Продавался он, разумеется, не в церкви, а в одной из сретенских лавочек.

А в доме у Сухаревой башни, принадлежавшем Троицкой церкви, до революции размещалось Московское общество любителей аквариума и комнатных растений, созданное по инициативе ученого-энтузиаста Н.Ф. Золотницкого. Почетным членом его стал Владимир Гиляровский. Это общество распространяло «ихтиологические» знания среди любителей, проводило выставки в Зоологическом саду, и на них Золотницкий бесплатно раздавал бедным школьникам рыбок, простенькие аквариумы и растения. У него учился в гимназические годы будущий кукольник Сергей Образцов и навсегда пристрастился к аквариумному делу.

После революции Троицкий храм не трогали. Первым здесь в 1919 году пал орел на Сухаревой башне – намного раньше, чем на кремлевских башнях. В декабре следующего 1920 года Ленин подписал указ о закрытии Сухаревского рынка, поучая о ликвидации той «сухаревки», «которая живет в душе и действиях каждого мелкого хозяина», пока живет сам Сухаревский рынок. Но сразу же грянул нэп, и Сухаревский рынок, переименованный в Новосухаревский, был украшен торговыми павильонами по проекту знаменитого архитектора-конструктивиста К.С. Мельникова, став крупнейшим торгом нэпмановской Москвы. Повезло на первых порах и Сухаревой башне. В 1926 году в ней был устроен Московский коммунальный музей, а директором стал крупный историк Москвы П.В. Сытин. Этот музей был предшественником Музея истории Москвы.

Храм продолжал жить своей жизнью, уже никак не связанной со своими соседями. Весной 1919 года на квартире у священника Троицкой церкви Владимира Страхова поселился священномученик архимандрит Иларион Троицкий, только что отпущенный из тюрьмы после ареста, – будущий последний настоятель Сретенского монастыря. Отец Владимир был его давним знакомым.

В начале 1920-х годов в Троицкой церкви служил другой священник – Иоанн Крылов. Уже в тюрьме арестованный пастырь подготовил к святому крещению одного татарина, захотевшего принять христианство. Не имея иной возможности совершить таинство, священник крестил его под душем…

В Троицком храме отпевали известного московского протоиерея Валентина Свенцицкого. Он сначала не принял Декларацию митрополита Сергия, но потом раскаялся и перед смертью написал ему покаянное письмо с просьбой о прощении и о возращении в лоно Церкви. Ответная телеграмма с прощением стала последней земной радостью умирающего пастыря. Молвив: «Вот когда я приобрел мир и радость для своей души», он тихо скончался, и отпевали его в том самом Троицком храме, где он когда-то совершал свое первое богослужение.

А затем трагические события грянули почти одновременно. В 1931 году закрыли Троицкий храм, который словно охранял это старое московское местечко. Потом снесли Сухаревский рынок. В 1934 году пришла печальная очередь Сухаревой башни, «мешавшей» транспортному движению по магистрали Садового кольца. В официальных письмах к правительству самые именитые ученые и заслуженные деятели культуры И.Э. Грабарь, И.В. Жолтовский, А.В. Щусев, К.Ф. Юон обосновывали необходимость сохранить этот памятник и предлагали другие вполне эффективные решения транспортной проблемы Сухаревской площади. Мольбы общественности были тщетны, так как, по выражению Кагановича, в архитектуре всего лишь продолжалась «ожесточенная классовая борьба». Все было бесполезно, ибо того разрушения хотел Сталин. «Ее надо обязательно снести и расширить движение, – писал он Кагановичу. – Архитекторы, возражающие против сноса, слепы и бесперспективны». И вождь выразил уверенность, что «советские люди сумеют создать более величественные и достопамятные образцы архитектурного творчества, чем Сухарева башня».

В июне 1934 года Сухареву башню снесли. Очевидец этого преступления Гиляровский написал в письме дочери душераздирающие строки: «Ее ломают!» По преданию, присутствовавший на сносе Лазарь Каганович будто бы увидел высокого старика в старинном камзоле и парике, погрозившего ему пальцем и исчезнувшего…

В ноябре 1934 года, после проведенной коллективизации, на Сухаревской площади с помпой установили монументальную доску почета колхозов Московской области. В честь этого события Сухаревскую площадь переименовали в Колхозную. Это имя она носила до самого 1990 года.

Троицкий храм, отданный сперва под общежитие трамвайный служащих, а потом под скульптурные мастерские, вновь оказался на крайне значимой дороге – дороге социализма, а именно: на парадной столичной магистрали, ведущей к ВДНХ. Храм уцелел чудом, только в 1957 году взорвали колокольню.

Потом его спасал архитектор Петр Барановский. В 1972 году около стен храма строили выход со станции метро «Колхозная» и при работах на старинном здании появились опасные трещины. Восстанавливать храм стали архитектор Барановский и его ученик Олег Журин – тот самый, что в наше время восстановил Иверскую часовню и Казанский собор на Красной площади. Они сумели укрепить храм. А вскоре перед Олимпиадой-80 стали восстанавливать и внешний вид храма, стоящего в центре Москвы: он был полностью обезглавлен, безобразно надстроен, не отличаясь обликом от обычного старого дома, и напоминал сарай. Тогда архитекторы убрали все советские пристройки, восстановили своды, главы и купола, хотя на Троицкую церковь, говорят, посягал сам В.В. Гришин, желая ее вообще снести. А потом на нее покушался Москонцерт, чтобы устроить в здании храма концертный зал с музеем, но денег на смелый проект не хватило.

Возвращение храма верующим состоялось в 1990 году. По словам Олега Журина, восстанавливавшего храм, он был как человек, стоявший по колено в песке. Для верующих москвичей отраден и тот факт, что в реставрации храма принимал участие православный ученый, ныне покойный архитектор М. П. Кудрявцев, автор гениального труда «Москва – Третий Рим», посвященного московскому средневековому градостроительству.

Ныне храм возвращается и к своим былым морским традициям: каждое значимое событие в жизни или истории русского флота отмечается под его сводами. Здесь проходили службы в память праведного воина адмирала Федора Ушакова, причисленного к лику святых в августе 2001 года, который теперь стал покровителем российских моряков. Здесь же отмечали 200-летие со дня рождения прославленного адмирала П.С. Нахимова. Здесь поминаются все русские моряки, погибшие за веру и Отечество. А в феврале 2004 года в храме торжественным молебном отметили столетие подвига крейсера «Варяг».

Остается храм и обыкновенной приходской церковью Москвы, в которой своим чередом проходят службы, крестины, венчания, отпевания, молебны… Так, в октябре 2005 года в нем отпевали знаменитого джазового музыканта Олега Лундстрема. Здесь же по благословению Святейшего Патриарха Алексия II, приняли церковное напутствие члены российской научной экспедиции, направившейся на Арарат в поисках Ноева ковчега.

Расположенная на Сретенке, эта церковь оказалась словно в низине: с улицы до нее приходится спускаться по лестнице, хорошо виден значительный перепад высот – отличная иллюстрация того, как «подрос» культурный слой за 350 лет! Но этот храм славен не только своим возрастом, но и прямой связью с Сухаревой башней, находившейся по соседству вплоть до 1934 года.

Храм упомянут в источниках в первый раз в 1635 году как деревянный. Его народное прозвание – в Листах – не случайно: жившие по соседству типографы кустарным способом создавали на листах бумаги лубочные картинки, которыми здесь же и торговали, развешивая свой товар на церковной ограде вдоль Сретенки. Однако в первую очередь Троицкая церковь окормляла стрелецкий полк, расквартированный рядом со Сретенскими воротами. Местная дорога имела особое значение для Москвы: она вела из столицы в Троице-Сергиев монастырь и потому именовалась в XVII веке «царской», так как по ней в знаменитую обитель ездила на богомолье царская семья.

Именно стрельцы и были главными строителями каменного храма в 1655–1661 годах. Из приказа Большой казны им было выдано 150 000 кирпичей, а позднее еще пожалованы утварь и царские врата, захваченные в Белоруссии в качестве трофея во время войны с Речью Посполитой – это был подарок стрельцам от царя Алексея Михайловича за поимку Степана Разина. В дальнейшем многие обновления и расширения в храме происходили по случаю новых достижений стрелецкого полка. Так, в 1680 году после возвращения из успешного Чигиринского похода построили трапезную с приделом Покрова, а в 1689 году Петр I за поимку Федора Шакловитого пожаловал стрельцам 700 рублей на починку церковных глав. Но наибольшая заслуга принадлежала стрелецкому полковнику Лаврентию Сухареву, который в августе того же 1689 года первым из московских полковников прислал своих стрельцов на защиту Петра I в Троице-Сергиев монастырь, что решило исход политической борьбы того времени. Молодой царь щедро наградил Сухарева за его верность, а особым знаком монаршего внимания стало строительство новых каменных Сретенских ворот с башней, которая в честь полковника стала называться Сухаревской.

Храм строился по соборному типу: приземистый, но при этом широкий, вместительный. В целом декор фасадов весьма строгий, разнообразие вносят лишь входные порталы с севера и с юга, украшенные белокаменной резьбой. Изначально с западной стороны к храму примыкала колокольня, но в 1780-х годах ее разобрали, взамен построив отдельно стоящую с юго-востока по красной линии Сретенки.

В дополнение к главному Троицкому престолу и Покровскому приделу в трапезной существовал еще и придел в честь Иоанна Дамаскина. Такое посвящение выбрал в честь святого покровителя своего сына местный житель – Панкратий Колосов, фабрикант, имевший в соседнем Большом Сухаревском переулке ткацкую фабрику. В 1774 году на его средства была выстроена новая трапезная, сохранившаяся до сегодняшнего дня, а чуть позже было разрешено создать и новый придел. Позднее, однако, его переосвятили во имя Алексия митрополита.

Владимир Гиляровский вспоминал о пономаре церкви Троицы в Листах и его табаке: «Лучший табак, бывший в моде, назывался "Розовый". Его делал пономарь, живший во дворе церкви Троицы-Листы, умерший столетним стариком. Табак этот продавался через окошечко в одной из крохотных лавочек, осевших глубоко в землю под церковным строением на Сретенке. После его смерти осталось несколько бутылок табаку и рецепт…». Рецепт полностью приводится на страницах знаменитой книги «Москва и москвичи».

В 1931 году был арестован настоятель церкви, протоиерей Владимир Страхов (последний ректор Московской духовной академии), после чего богослужения прекратились. Еще через некоторое время оказались разобраны главы, потом полностью разрушена колокольня, надстроена вторым этажом трапезная, а все пространство разделено на этажи и комнаты, занятые скульптурными мастерскими. При строительстве метро в 1972 году стены покрылись трещинами, здание едва не рухнуло. Лишь в 1980-х годах после проведенной реставрации храм снаружи стал выглядеть почти как до революции. А с 1991 года параллельно с процессом реставрации внутри храма происходило постепенное возрождение богослужений в его стенах. В начале 2000-х годов работы были завершены, также воссоздана колокольня.

В 2017 г. рядом с церковью Троицы в Листах во время раскрытия дорожного полотна улицы Сретенки, напротив дома № 28, на глубине одного метра был обнаружен смотровой водопроводный колодец, относящийся к системе Мытищинского водопровода. Специалисты считают, что колодец установили в 1820–1830-е гг., когда началась первая модернизация самого старого водопровода Москвы, выстроенного еще в XVIII в. Колодец передан на временное хранение в Музей Москвы. Его планируется экспонировать в городской среде, недалеко от места обнаружения, что станет одним из первых примеров размещения отдельных археологических находок в пространстве современной Москвы.

По находке был выполнен полный комплекс реставрационных работ. Сложенное из блоков песчаника оголовье колодца очистили от различных загрязнений, химическим способом ослабили пятна ржавчины, укрепили трещины и отслоения, провели гидрофобизацию. Чугунную крышку колодца очистили от продуктов коррозии и загрязнений, стабилизировали коррозию, окрасили.

В 2018 году колодец Мытищинского водопровода стал лауреатом конкурса Правительства Москвы "Московская реставрация" в номинации "молодые реставраторы".